"Путин просто писал сумму во время беседы, а деньги всегда брал его помощник Леша Миллер"

О питерском криминальном бизнесе Путина и его друзей на "Радио Свобода" рассказывает живой участник событий. Его рассказ лег в основу предстоящих судебных расследований.

В Нью-Йорке бизнесмен родом из Петербурга Максим Фрейдзон пытается судится с компаниями Газпром и Лукойл и их руководством в рамках закона о «подпавших под влияние рэкетиров и коррумпированных организациях». Фрейдзон утверждает, что эти компании незаконно приобрели его доли в нефтяном бизнесе, существовавшем с 90-х. Фрейдзон оказался свидетелем ранней карьеры Владимира Путина и решил рассказать подробности. 

АУДИО
– Я подал судебный иск против компаний «Газпром», «Лукойл», «Газпром-Аэро», «Газпром-нефть» по поводу незаконной покупки моей собственности, а именно акционерного пакета в компании ЗАО «Совэкс», созданной в 1995 году. Смысл моего обращения в американский суд – я стал жертвой преступной группы, состоящей из коррумпированных чиновников и бандитов (в рамках так называемого закона RICO – Racketeer Influenced and Corrupt Organizations Act, «о «подпавших под влияние рэкетиров и коррумпированных организациях»). В эту группу входили Владимир Кумарин, Алексей Миллер, Сергей Васильев, Александр Дюков, Илья Трабер, Грэхем Смит, Дмитрий Скигин. Я не упомянул в судебных документах Владимира Путина, о котором речь пойдет ниже, чтобы не нагнетать политики в и без того сложное дело. В России судить этих людей я не могу по понятным причинам – физически опасно и нет надежды на справедливое решение, хотя я пытался. Поэтому я хочу судиться в Америке и приложу все силы, чтобы убедить суд, что в России сейчас судить команду Путина опасно и нет надежды на справедливое судебное решение.

Бизнес в Петербурге я начал в 1993 году с того, что мы попытались организовать компанию по производству полицейского оружия в России. В тот период была программа конверсии и такая же программа существовала в Соединенных штатах, где выделялись государственные деньги на конверсионные программы. Кроме того, оружие полиции того времени, да и сейчас – это не полицейское оружие. Автомат Калашникова, который применяется в городе, опасен на достаточно большом расстоянии. Полицейское оружие предполагает меньшую дистанцию поражения, поэтому полицией всего мира используются гладкоствольные дробовики.

У нас была идея совместно с Военно-Механическим институтом сделать производство охотничьих и полицейских ружей. Вначале на базе сначала производства Военмеха, а затем разместить его на одном из оружейных заводов. В 1994 году было создано СП – совместное предприятие – между оружейной компанией «Рекс» совместно с Военно-Механическим институтом и организацией «Росвооружение Северо-Запад», которая занялась ввозом опытных образцов из США, и американской компанией «Итака». Мы планировали заниматься производством на базе охотничьих гладкоствольных ружей американской фирмы «Итака», которыми, в частности, оснащены полицейские Лос-Анджелеса. Мы продвигали эту идею, у нас были договоренности с американцами, с Военно-Механическим институтом. «Росвооружение – Северозапад» выступало в качестве участника, поскольку программа была конверсионная, и мы планировали на следующем шаге использовать те льготы, которые давала программа конверсии в России и в США. Была сделана специальная программа создания полицейского оружия, и по этой программе мы несколько раз встречались с Владимиром Владимировичем Путиным, который тогда занимался внешнеэкономической деятельностью. Ну и, само собой, наше СП было зарегистрировано отделом внешнеэкономической деятельности мэрии, которое возглавлял Путин.

– Владимир Путин, судя по распоряжениям Собчака, в 1993 году занимался, в числе прочего, «утилизацией боеприпасов с истекшими сроками хранения». Но ваше предприятие к этому отношения не имело?

– Нет. Он в тот момент, в числе прочего, курировал правоохранительные органы, и как раз с его отделом в мэрии мы вместе писали программу по внедрению полицейского оружия в правоохранительные органы. Программа была сначала региональная, потом планировалось сделать ее федеральной, потому что она требовала изменения так называемого ноль-первого приказа о том, какое оружие может состоять на вооружении у полицейских. Это согласовывалось с Владимиром Владимировичем, с руководством ФСБ, с руководством МВД и с московским ведомством, которое этим тоже занималось. На этом фоне мы достаточно продуктивно работали.

– Почему Путину это было интересно?

– Во-первых, это была его прямая деятельность в тот момент. Во-вторых, это было связано с ведомствами, с которыми он в тот момент был тесно связан. Ну и потом, все-таки, мы за это заплатили. Денег дали.

– В смысле, взятку?

– В смысле, взятку...

– И как же её передали?

– Деньги всегда обычно брал помощник Владимира Владимировича Леша Миллер. А Владимир Владимирович в свойственной сотруднику спецслужб манере просто писал сумму во время беседы...

– Дорого было?

– 10 тысяч долларов. По тем временам – деньги. Сумма зависела, насколько я знаю, от того, какой планируется профит. У нас впереди было ещё много шагов. Мы рассчитывали на то, что будем снабжать петербургскую полицию, и это будет долговременный заказ, работа производства в Военмехе. То есть, это был долгострой.

– Что в итоге получилось?

– В итоге мы получили лицензию на производство экспериментального гладкоствольного оружия. Но нас подвела чеченская война, потому что уже к концу 1995 года появился закон, ужесточающий как частное производство, так и оборот оружия в целом. И так же, как и везде, в Соединённых Штатах в связи с этим было некоторое замораживание всего проекта.

– У вас было прозвище «Макс-оружейник»?

– Ну, я занимался оружием. Наверное, было. Но мы хотели заниматься в основном производством, торговлей мы не занимались. Мы привозили образцы в штучном варианте и делали основной упор на Военмех, у которого, конечно, была лицензия на производство всех видов оружия.

– А идея была ваша? В интервью японцам (1993, журнал Playgraph) Путин говорит: «Санкт-Петербург обеспечивает 70% военной промышленности в стране. Это самая сильная отрасль города, но здесь сотрудничество с Западом пока отстаёт... Мне обязательно хотелось бы добиться успеха в бизнесе и в этой области».

– Ну, конечно, заинтересованность была. Оружие – это такие мужские игрушки. Тем более, поскольку мы занимались не боевым, а охотничьим оружием, это отдельная страсть. У Путина её, по-моему, нет, во всяком случае, не наблюдалось, а у многих людей это просто страсть. Хорошее охотничье ружье – прекрасный подарок мужчине. Это был мой проект, я был генеральным директором СП. Владимир Владимирович нам помог.

А в дальнейшем у меня появился партнёр, точное, знакомый годов с 80-х, частично по еврейской общине, в которую я входил, Дима Скигин. Он в тот период занимался лесным бизнесом. Жил в соседнем доме номер 29, а я жил в доме 25 по Кировскому проспекту. Мы часто встречались, будучи соседями, много беседовали, партнерствовали по небольшим проектам, а потом возникла идея создать совместный бизнес на фоне и моего общения с мэрией, которое у меня было по моим делам, и у Димы – по лесным и экспортным делам (он занимался экспортом леса из Карелии). Тогда был большой проект, связанный с реконструкцией ленинградского аэропорта. До сих пор это проект идёт...

– Алексей Миллер участвовал в продвижении этого проекта?

– Да, конечно. Ну, Миллер отмечался везде как полномочный представитель. Был большой проект, Собчак его активно лоббировал, участвовал ЕБРР, и один мой американский знакомый занимался тем, что всячески это прорабатывал. Он рассказал об этом нам с Димой, мы решили, что проект очень большой, и что вкладывать в него энергию, деньги и связи не стоит, а вот то, что связано с заправкой самолетов, может быть нам интересно – было видно, что в нем есть деньги.

Идея была очень простой: создать бензоколонку, только экспортную. В тот момент, когда вы вставили краны в бак самолета, у вас начался экспорт: никаких пароходов, никаких труб, к вам пришли сами. В аэропорту ещё с 1970-х была труба от Киришского нефтеперерабатывающего завода. Железная дорога была рядышком – в общем, можно было легко организовать доставку с Киришей, и мы решили этим заняться. Зарегистрировали совместное предприятие, опять же, в Комитете по Внешним связям Владимира Путина, в 1995 году. У нас была совместная компания «Сигма » (у меня было 29%), зарегистрированная в 1994 году для совместных проектов, а в 1995 при помощи этой компании и лихтенштейнской компании Horizon International Traiding, которой руководил американец Грэхэм Смит, мы сделали новое СП – компанию «Совэкс»...

Далее начался процесс вхождения в аэропорт, происходила приватизация. И в процессе приватизации трудовой коллектив водителей бензовозов, которые возят большие цистерны до самолетов, выделился в отдельное транспортное предприятие. Мы туда вошли в качестве инвестора и далее пошагово пришли, не без помощи Владимира Владимировича, к аренде ёмкостей, к получению собственной лицензии на заправку самолётов.

При регистрации компании переговоры вел Дима, потому что у меня было параллельное направление, и мы решили, что Дима этим будет заниматься больше, потому что у меня был еще проект вооружений. Дима тогда, в 1995, вел «Совэкс». Дима утверждал, что долго торговались с Владимиром Владимировичем. Я ему верю. С него просили сначала 15 % от доходов. Это была общая такса, от 10 до 15 %, если дело могло быстро принести доход. Дима мотивировал необходимость скидки тем, что прибыли ждать долго, что еще нужно сделать много вложений, и в итоге сговорились на 4 %, которые будут принадлежать Владимиру Владимировичу. Сколько он в итоге заплатил, какую наличность, я честно говоря, не знаю.

– Как юридически оформлялись эти 4%?

– Да никак. Но это некоторые обязательства.

– Но не наличными же платили?

– Определялась доля, дальше уже можно было обсуждать, в каком виде.

– Понятно. Сегодня есть свидетельства того, что Николай Шамалов, Геннадий Тимченко держали акции «не для себя», об этом рассказал бизнесмен Сергей Колесников. Как в этом случае решалось?

– Тогда это было чисто вербальное обязательство (хотя, в 2012 году появилась и документальная зацепка по поводу 4%, о ней я скажу позже), но поскольку от Владимира Владимировича зависело очень многое, в частности, он нам подписал в какой-то момент долгосрочный договор аренды на нефтеналивные мощности в аэропорту, это было очень серьёзно. Мы от него зависели все время. Плюс, в вопросе получения различных лицензий – без этого никак. Там строилась некая структура. Насколько я понимаю, Тимченко нужен был сбыт для его организации «Кинэкс», и была проблема, вечная проблема в России – проблема инфраструктуры. Порт забит, железные дороги забиты, а для того чтобы что-то экспортировать, нужно вывозить. В Петербурге удобно, что от Киришского завода идет нефтепровод, труба выходила в порту, в аэропорту, на Шушарах и на Ручьях.

«Совэкс» – первая компания, которая занялась экспортом нефтепродуктов. Там было некоторое условие, которое всеми участниками бизнеса выполнялось вплоть до последнего времени, пока не вошел Лукойл, что все нефтепродукты берутся только от Киришей. Ни от кого больше – категорически нельзя. Зато от Киришей Тимченко представляет хорошую ценовую политику, отсрочку платежа, то есть, это были «Винни-пух и все-все-все». Это очень удобно, потому что западные компании перечисляли оплату зачастую не сразу, а в одной из схем, которые были по «Совэксу», деньги вообще шли в Лихтенштейн. Horizon International Traiding как совладелец, агент и представитель получал плату, а потом как бы расплачивался с Совэксом, который в Петербурге, как с поставщиком.

Следующая компания, которая была на той же точке выхода трубы – это Петербургский Нефтеналивной Терминал, который Дима Скигин создал вместе с Ильей Трабером, а также Сережей Васильевым, потому что Дима ушел под крышу Васильева где-то году в 1995... В порту появился терминал, тоже экспортный. Там была бункеровочная компания для заправки кораблей, Дима её сделал в 1995 году, и параллельно появилась ПТК – это на выходе трубы в Ручьях. ПТК получила все от того же Владимира Владимировича договор аренды, заправку всех автомобилей городского хозяйства, включая милицию, плюс аренду бензоколонки.

– ПТК – это Кумарин (бывший вице-президент компании)?

– Конечно, Кумарин. Таким образом под контролем оказались все три конца трубы, кроме шушарского… Но на Шушарах было сложно, потому что очень много потребляет железная дорога и туда с трудом пускают. Октябрьская железная дорога – это банда сама по себе. И там не было экспорта.

– В Санкт-Петербурге я слышала и такую версию от свидетелей происходящего в 90-е: «Тимченко работал под крышей Васильева».

– Команда работала вся вместе: Васильев, Кумарин, Трабер, Скигин, Тимченко. Было распределение ролей, задача была понятная. По существу – взять все снабжение по Северо-западу, в большей степени экспорт и внутреннее городское, обеспечив тем самым сбыт и для Тимченко. У Тимченко был и локальный сбыт – весь Питер обслуживался на Ручьях, кумаринские ребята забирали, и там бывали скандалы – я так краем уха слышал, когда они пытались купить подешевле нефтепродукты у кого-то со стороны, им говорили «ни-ни-ни». Геннадьич, как его уважительно называли, скандалил.

– Кто?

– Ну, Тимченко. В глаза его уважительно называли Геннадьич, а в быту «гангрена» кличка была.

– Кстати, откуда?

– Ну потому что он привязчив, как гангрена, если появился, все сожрет. Чем гангрена отличается? Никак, невозможно вывести. Соответственно, это был коллектив, и кто кому подчинялся, это зависело от локальной ситуации, я думаю. Потому что, если вы помните, ситуация достаточно раскачивалась, Собчака снимали, и в какой-то момент главными были бандиты, в какой-то момент – Тимченко. Ну, то есть все зависело от конкретного расклада, кто где решал. Был некоторый паритет, и я думаю, что… ну, Владимир Владимирович играл свою роль. Не то что он был великий и ужасный руководитель, он был частью этой структуры...тНу, это банда.

– В сказали, что Скигин долго торговался, когда речь шла о доле Владимира Владимировича в бизнесе. Он был жадным?

– Дима деньги любил. Давать долю… Понимаете, отношение к чиновникам в тот период было не очень уважительным. Если это кто-то из правоохранительных органов – значит, в бандиты он пойти не смог, чего-то не хватило, в бизнес не пошел – ну куда еще? Чиновником в мэрию. На что живет? Взятки берет. Уважения это не вызывало. «Да, конечно, возьми и не мешай». Так что, на тот момент, во всяком случае, Дима торговался, Дима ругался, что просили много. Я верю, что просили 15%, что обычно на таких быстрых операциях, когда деньги могут сразу появиться, но Дима доказывал, что нужно было сделать еще много шагов и много капиталовложений. Как в дальнейшем, когда где-то к 1996 году структура взаимоотношений уже выстроилась, когда пошел реальный поток денег, как это делилось, я не знаю. Потому что к тому времени я уже сделал немножко шаг в сторону от этого бизнеса.

– Как это произошло? Расскажите, как вас выдавливали из бизнеса, в результате чего вы и обратились в суд?

– В 1996 году, когда Совэкс заработал и все стало более или менее крутиться, я увлекся хайтеком. У нас был израильско-российский проект интернет-телефонии. Делали мы его совместно с Демьяном Кудрявцевым, он одно время был генеральным директором в « Коммерсанте». Была идея, перекочевавшая из Израиля в Петербург, был открыт провайдер «Convey», интернет-сервис. Со Скигиным мы это тоже обсуждали, и он значится у нас в патенте, который мы сделали в Санкт-Петербурге. Диме было все-таки очень интересно иметь бизнес не в России, не связанный со всеми этими ужасами и кошмарами, а если вы помните, 1995-96 год – это бум хайтека в США, когда появились стартапы, венчурная биржа началась. Я двинулся в эту сторону, в этом же проекте партнером у меня был и американец Грэхэм Смит. Оба они говорили «Макс, с нефтью мы уже разберемся, а с оружием у тебя вроде бы как сейчас заморозилось (там действительно были приостановлены действия), вот новое дело, не связанное с Россией и со всей этой лабудой, потому что неизвестно, чем все это кончится вообще, кого убьют, а кого посадят». И начался этот проект интернет-провайдинга. «Совэксом» я не занимался – Дима сказал, что доля мне по-прежнему принадлежит, Грэхэм сказал то же самое, «вы с Димой раскрутили, вложили деньги, а мы теперь справимся».

И где-то в 1997-98 Дима пришел и сказал: «Сережа Васильев крепко наехал, сказал отдать документы Траберу». Я сказал: «Дима, я подписывать ничего не буду», потому что все-таки работа с правоохранительными органами очень сильно дистанцировала меня от всего бандитского мира, я оказался на другой стороне поляны. РУОПовцы у меня в свое время брали какие-то образцы оружия, Антитеррор-ФСБ тоже хотели поиграться, и у меня были с ними контакты. Плюс к этому, я все-таки израильтянин, рассчитывал на некую безопасность, всем было более или менее понятно, почему и чем я занят. Я сказал, что я против того, чтобы что-то отдавать Сереже Васильеву и Траберу. А Скигину сказал: «как меня могут грохнуть, так и тебя могут грохнуть – дело такое». И по существу, когда они забрали документы, они получили контроль над доходом от экспорта нефтепродуктов.

– Вы не хотели отдавать документы, но их насильно забрали?

– Да, просто пришел Трабер и забрал у Игоря Зимина, директора тогдашнего «Совэкса». Зимин, естественно, сказал «Есть» и отдал документы и печать. Я все выяснил в 2012 году, когда я все-таки получил доступ к документам. Акционеров очень долго не меняли, потому что на тот момент было важным контролировать поток денег, а акции много чего не значили. Вопрос моей доли мы с Димой поднимали многократно, он говорил: «Ну вот сейчас ситуация чуть-чуть изменится, кто-то из них уйдет в Москву, и благополучно наша прибыль будет поступать обратно к нам».

– И кто же собрался в Москву?

– Ну были планы московские – как раз 1998 год, Владимир Владимирович тогда на недвижимости сидел (ну, то есть, управлял внешней российской собственностью), Миллер сидел на трубе. То есть, сначала не на трубе… Но это отдельная часть Марлезонского балета, давайте вернемся к ней позже… Так вот, Дима говорил «не волнуйся, все вернем, акционерных изменений нет», а контроль, еще чуть-чуть и мы восстановим.

Я занимался своими проектами и Диме как партнеру в этих проектах доверял... А потом у Димы начались неприятности в Монако, связанные с «Сотрамой» и Горизонтом. Его выслали из Монако в 2000-2001 году. 

Он приболел, а мне уже все это очень сильно не нравилось по большому счету. Дима предлагал двигаться в Москву, потому что в тот момент Владимир Владимирович стал большим человеком, Саша Дюков – ближайший помощник Димы Скигина еще со времен деревянного «Совэкса» – стал президентом « Сибура », а Леша Миллер пошел на Газпром. Ну, те же лица, те же люди. Дима уговаривал перестать заниматься игрушками, надеть костюм и ехать в Москву. Мне это не понравилось, потому что там уже сильно пахло кгбшными портянками. Там они уже все строились по росту, кто кому сапоги чистит, и никакой свободы жизни и самовыражения там бы не было. То есть надо было начинать плотно работать на КГБ, а такие возможности были у нас еще в советские времена...

– Резюмируя высказывания одного японского гангстера, работавшего в Питере в 90-е: сначала бизнес крышевали бандиты, это было еще ничего, а потом пришли люди из спецслужб, и житья совсем не стало. Так и было?

– Насколько я помню, симбиоз бандитов и ГБ был всегда. Потому что они прекрасно дополняют друг друга, и Владимир Владимирович тому пример. Потому что бандиты были более отчаянными, это некоторая боевая пехота. А гбшники не в силу того, что умные, а в силу того, что их долго учили, лучше умеют работать с информацией. Это очень естественный симбиоз: моральных ограничений ни у тех, ни у других не было никаких. И КГБ – это банда. Они естественно потом легализовались.

– Петербургские газеты со ссылки на итальянский парламент писали о встрече представителей КГБ, тамбовской и итальянской мафии в Варшаве и Праге в 1992. Вы о таком слышали?

– Нет, я такого не слышал. Но вполне понимаю органичную связь людей одного стиля деятельности – они прекрасно помогали друг другу. У тех же КГБ-шников бандиты всегда покупали информацию. И покупали, и были совместные проекты, насколько я знаю...

Возвращаясь к моей истории. Стали мы расставаться со Скигиным по разным причинам. К концу 90-х годов в прессе всплыла история с Bank of New York. Дима в 1992 году как раз здесь познакомился с Наташей Гурфинкель, которая (я просто при этом присутствовал) жила здесь в Ньюпорте, Нью-Джерси. Когда Дима приезжал в Нью-Йорк, они познакомились. Они здесь занимались, как я потом понял, переброской денег. Ну, это известное дело Bank of New York. Дима этим занимался и Саша Дюков – постоянный димин помощник до последних дней...

Александра Дюкова (это один из людей, против которого я подаю иск) стоит упомянуть отдельно, потому что он был диминым помощником с конца 1990-х годов. Он работал еще в 1991 году в деревянном «Совэксе». Потом работал в аэропортовском «Совэксе», а потом Дмитрий Скигин его посадил на Петербургский нефтеналивной терминал (ПНТ), куда позже, после того как Собчак проиграл выборы, ушел и Миллер.

Сначала к Саше на терминал (потому что одна компания, одна команда). А потом, когда захватили порт, была такая организация «ОБИП» – было очень много крови. Саша Дюков стал исполнительным директором «ОБИПа», а Леша Миллер стал начальником по инвестициям. То есть, оба вместе перекочевали. Потом Саша вернулся на терминал, а потом ушел начальником «Сибура», когда Владимир Владимирович к власти пришел. А Леша, когда в ОБИПе начались продажи-перепродажи, ушел сначала в компанию, которая строила для Тимченко трубу в порт в Приморске, а потом уже сразу скакнул на Газпром, вперед и вверх...
Дима уговаривал переезжать в Москву. Я съездил, посмотрел, как это выглядело – это не жизнь. 

– А в Москве кто-то ждал?

– Ну да, было несколько встреч. Но это, по существу, означало, что под бандитами ходить, что под кгбшниками, при всех их широких улыбках, главное – погоны, «здравия желаю». Я сказал, что это не ко мне, я не могу. С детства ненавижу КГБ, еще с подпольных еврейских времен... Работать с ними я бы просто не смог.

– И как же было понятно в Москве, что всем управляют люди из КГБ/ФСБ? Они прямо на встречи приходили?

– Нет, но в целом вопросы решались примерно так. Я думаю, что Владимира Владимировича двигало ленинградское управление КГБ, потому что московское все-таки сильно подразвалили при Ельцине, а ленинградское нет. Я контактировал с фсбшниками в начале 90-х, с антитеррористами, когда занимался оружием. Там были вполне здоровые ребята, которые не занимались политическим сыском, были другие задачи. Какие-то контакты остались, и, благодаря этим контактам, мне было понятно, что, скорее всего, Владимира Владимировича двигает ленинградское управление. А в Москве была уже понятна вся стилистика – сознательно шли к власти.

Ну так вот, в Москву я не поехал, хотя предлагали. Дима болел, со мной больше общался Грэхем Смит. Смит в открытую угрожал, что если я буду пытаться выдергивать свои доли из бизнеса и поднимать скандал, то меня просто грохнут. В 2002 году меня ушли из организации «Метро плюс» с лотереей.

– А как ушли?

– Методом визита «охраны офисных помещений». И что дальше делать? «Ждите годового собрания акционеров». То же самое, что и с «Совэксом». Если вы акционер компании, то по закону вы можете требовать отчет у генерального директора, а он вас может посылать под тем или иным предлогом. Жаловаться особо некуда... Потому что я у народа спрашивал, что в документах, и пробивал несколько раз, и, как мне говорили, моя доля в «Сигме» была на месте, и доля Сигмы в «Совэксе» была на месте. Надо было просто физически прорываться на собрание акционеров и подавать в суд... 

Мне предложили купить документы, с которыми уже точно можно идти в милицию и в суд. Я пришел на встречу, подождал в кафе «Виктория» напротив моего дома. Это кафе со стойкой, а дальше ресторанчик и отдельные кабинеты в ресторане. Я ждал парня, который мне звонил. Подошел другой паренек, сказал, что этот не придет, если нужны документы, пойдем, посмотришь. Я зашел в отдельный кабинет в ресторане, получил удар по голове, дырку в ней сделали, ударив сзади. 

– Когда это было?

– Декабрь 2003 года, после смерти Димы Скигина. Пробили голову, сильно пинали ногами, порвали поджелудочную железу, порвали кишечник. Неприятно очень было. По дороге несколько раз сказали «Сигма, Совэкс – ты забудь, добрый человек», – в процессе, так сказать, избиения. Ну, я оказался в больнице, разрезали, сделали лопоратомию, могу показать шрам от сих до сих. Четыре часа оперировали и все-таки спасли, хотя было не ясно на эту тему. Когда я выздоровел, свалил в Израиль. Я пытался все-таки выяснить, что с компанией, потому что глупая ситуация получается: с одной стороны, вроде бы у тебя есть акции, а с другой стороны они бесполезны. И я писал письма в прокуратуру, приезжал и шел в полицию, мне говорили: ты сумасшедший – такие заявления и куда пришел писать. 

– В какую именно прокуратуру?

– Ходил я к прокурору Фрунзенского района Санкт-Петербурга. Хороший мужик, говорит, давай я попробую позвонить и скажу, что и как – все-таки, закон. Я к нему пришел после этого, а он говорит: «Извини, меня просто послали ». Сказали, мол, не твоего уровня дело, куда ты лезешь, отвали. И так я мыкался до 2012 года. Ну, кровь пролита, хотелось справедливости.

– Как в итоге удалось подать в суд в Нью-Йорке? Почему такая юрисдикция?

– Юрисдикция в Нью-Йорке связана с тем, что компания «Совэкс» занималась отмыванием денег через Нью-Йорк. То есть, мои деньги, которые зарабатывал Совэкс, отмывались в Нью-Йорке, а потом в Лихтенштейне.
Как я выяснил в 2012 году с помощью собственных расследований, в 2007 «Совэкс» купили Лукойл и Газпром, а конкретно «Газпром-Нефть» под руководством Александра Дюкова. Лишние там не ходят. Купили его, насколько я понимаю, у братвы.

– У какой братвы?

– У Сережи Васильева. Тогда несколько было покупок, тогда же купили и нефтяной терминал – часть Саша Дюков выкупил и переоформил. Тогда было покушение на Сергея Васильева. Где-то в 2007 году, насколько я понимаю, Дюков выкупил достаточно большие доли предприятий, в которых работал и которыми частично руководил. В 2007 году «Лукойл » через свою стопроцентную дочку выкупил «Совэкс», а параллельно был заключен договор между Газпром-нефтью и «Лукойлом» о том, что эта компания будет разделена пополам, 50 на 50. Я об этом знаю, потому что в дальнейшем был суд, когда Лукойл купил эту компанию, Антимонопольный комитет подал в суд, что это монополизация. Я думаю, Антимонопольный комитет обратился в суд с подачи Тимченко на самом деле, потому что Лукойл стал завозить нефтепродукты не с Киришей, но утверждать не могу. И в результате ответчик предъявил договор, по которому «Совэкс» был поделен напополам между Газпром-нефтью (а точнее, между ее дочерней организацией Газпромнефть-Аэро) и Лукойлом-Аэро, который тогда только создавался.

Я не знаю, как вообще переоформлялся «Совэкс», возможно, это было сделано через разделение компании, которое тоже требует подписи акционеров, то есть, в любом случае, незаконно, но по документам, которые я получил в 2012 году, до покупки «Газпромом» и «Лукойлом» Совэкс принадлежал двум людям – Уланову и Корытову. Виктор Корытов – это достаточно известный добрый друг Владимира Владимировича. А Уланов – это траберовский человек. Но они там все из одной бочки, это одно и то же на самом деле. Но, возвращаясь к нелегальным процентам и к вопросу о том, что бывают договоренности на уровне рукопожатий, забавно, что им принадлежали на двоих тот момент 4% компании. Остальное это были пустые, нераспределенные акции...

– Каковы перспективы суда в Нью-Йорке?

– Возникла проблема с доставкой документов ответчику, потому что Lukoil North America в Нью-Йорке – 100 % дочка российского Лукойла – тщательно пытаются отстраниться от этого дело. В нынешней ситуации на них теоретически распространяются еще и санкции, наложенные американским правительством. Не будем забывать, что американские граждане сдают деньги Владимиру Владимировичу в штате Нью-Йорк и городе Нью-Йорк через бензоколонки «Лукойла».

И они говорят: «мы не имеем отношения к Лукойлу – Россия», хотя это 100% дочка. Но до них дошли мои судебные повестки. Поскольку при международных делах все это движется по Гаагской конвенции через министерство юстиции, Россия заявила, что не особо соблюдает Гаагскую конвенцию. Российское министерство юстиции передало иск в Министерство иностранных дел, и на этом все зависло. Я запросил у суда альтернативный сервис – все-таки доставить повестки Газпрому-Аэро, Лукойлу и сделал добавление в исковое заявление, которое еще не принято, с конкретными личностями людей, которых я тоже считаю виновными: Миллера и Дюкова, которые имели непосредственное знание о моих долях в «Совэксе», но, тем не менее, от имени компании пренебрегли этим.

– Отжали по беспределу?

– Да, отжали по беспределу. И я же не один такой. Таких историй очень много вам в Петербурге расскажут – хорошо, что не убили.

– Какова ваша мотивация? У вас политическое дело получается. Вы уже ощущаете себя политиком?

– Политиком нет. Но должна быть гражданская позиция. Я знаю очень многих людей, которые потеряли бизнес и не захотели ни с кем связываться. Я подавал в суд в России в 2012 году, у меня было два суда. Я возобновил уголовное дело по поводу покушения, но в России, естественно, ничего не добился, более того, следователь (об этом я написал заявление в прокуратуру) беседуя со мной, положил на стол пистолет и сказал, что имена Скигина и Смита не могут быть упомянуты, что это большие люди, а Дюков – это вообще спонсор футбольной команды. Ну, когда все началось такое грубое давление, мне опять пришлось свалить. Просто, я считаю, что здоровая гражданская позиция – отстаивать свои права, в независимости от того, на каком уровне в той или иной ситуации оказались преступники. Потому что это кооператив кгбшников и бандитов, их вечный союз.

– Кстати, о кооперативах. Вы не были случайно в кооперативе «Озеро»?

– Нет, в « Озере » я не был. Ну, я там бывал, но не встречался с теми, кого вы имеете в виду. Но тогда формировалось то, что называется «современная элита» и предлагали так или иначе к этому прикоснуться, но очень не хотелось. Если в 1990-м, когда все начиналось, было ощущение свободы, то здесь была суровая портяночная жизнь, змеюшник.

Так что в политику я конечно не хочу (я все-таки израильтянин, хотя у меня есть и российское гражданство). Но отстаивать свои права, в независимости от того, страшно или нет – единственный разумный способ что-то сдвинуть с места.
А что касается самого Владимира Владимировича, то это человек, как бы это сказать… Когда нам приходилось встречаться с Владимиром Владимировичем, причем, понятно, что меня считали агентом ЦРУ, Моссада – израильтянин, занимается, оружием – «сомнений нет», то меня в ном удивило ощущение, которое трудно передать вербально. Он не человек в нашем понимании. Это не что-то инфернальное или в него бес вселился, но, видимо, там внутри что-то очень сильно когда-то сломалось, человеческих реакций там нет. Как это описать, даже не знаю. У меня были разные знакомые в тот период в Петербурге. 

Были люди, которые любили женщин, деньги, машины. Но они были при этом живые, у них были какие-то внутренние грани, себе поставленные: вот это я делать буду, а вот здесь я уже не буду, потому что себя не буду уважать. По Владимиру Владимировичу было видно, что он не отягощен абсолютно. То ли это школа КГБ его так научила, то ли что-то еще, но было понятно, что никакие обычные человеческие мерки – какой-то благодарности, какой-то грани нет. Я пытаюсь найти метафору…. Ну, какой-нибудь самый страшный бандит не стал бы душить девочку ее же бантиком ради конфетки. Все-таки, как-то неудобно. А вот здесь было понятно, что есть только целесообразность, и больше ничего.

В этом ужас советского человека в целом, который утратил понятие о добре и зле в принципе, так вот у этого человека этих внутренних понятий нет вообще... Есть какие-то, как говорят в преступном мире, «понятия», есть какие-то рамки, в которых человек будет себя держать. А здесь, как мне тогда показалось, этих рамок нет в принципе. И еще мне тогда показалось, что у человека какой-то фетиш денег, причем как какой-то абстрактной идеи. Может быть, как способа защиты от этого мира. Было понятно, что и в КГБ пошел, чтобы организацию за собой поставить. В общем, было видно, что он пытается защититься и что для него этот сакральный фетиш денег является одновременно защитой от всех возможных неприятностей. А если добавить сюда расхожую мысль, популярную в России, что «за деньги все можно»…

– Вы предполагали, что в какой-то момент он станет президентом?

– Было видно, что его продвигают. Как я помню по 90-м, 1994-95, он был одним из людей, который пользовался поддержкой Ленинградского Управления ФСБ.

– А кто еще?

– Было несколько фигур, но сейчас это уже не столь важно. Дима мне об этом говорил еще в 1998, когда Владимир Владимирович сначала ушел на недвижимость за рубежом, а потом уже на хозяйство и наконец, «сел» на ФСБ, вот с того момента, как он «сел» на ФСБ, было понятно, что план продвинуть его на ФСБ, который, как я понимаю, лелеяло Ленинградское Управление, состоялся, и тогда как раз сразу поднялись его бывшие коллеги, Черкесов и все прочие сослуживцы пошли наверх. И уже было понятно, что они постараются двигать его до конца.
Миллер тогда как раз обретался в порту у Саши Дюкова, а Владимир Владимирович ушел на хлебную должность.

Думаю, что финансово Путин опирался на описанную структуру и, конечно, на порт в большой степени. Продажа Петербургского порта в Москве – это как раз 1999 год (знаю об этом от Димы, который пришел с белыми глазами и сказал, что «такие большие люди в Москве вдруг заплатили мне денег за долю в порту»). Думаю, что для питерской команды Путин был представителем по продаже порта. Порт был устроен достаточно интересно. У организации «ОБИП» основным акционером была организация «Насдор», тоже лихтенштейнская – всюду те же и они же. Соответственно, ОБИП стал управляющей компанией порта (весь контроль над причалами, протокол), а потом компанию Насдор – основного акционера – продали Виталию Южилину и коммунистической братии. Владимир Владимирович, как мне кажется, принял в этом большое участие. Потому что у него, надо полагать, была там доля (естественно, во многом его стараниями порт был приватизирован), и, само собой, опора на нефтяную структуру давала ему некоторую свободу. Потому что, думаю, что все делились очень аккуратно.

– Какие у Путина были отношения с лидером «тамбовцев» вице-президентом ПТК Кумариным?

– Я при их встречах не присутствовал, но, насколько я понимаю, рабочие.

– По одной из версий, его посадили, чтобы он не рассказал того, что знает.

– Ну в начале таким образом посадили Мишу Мирилашвили (он же «Миша Кутаисский» – РС). По слухам, которые ходили после проигрыша Собчака на выборах в 1996 году, Владимир Владимирович (а называли его в его комитете – ВВ). Так вот, пользуясь сленгом внешнеэкономического отдела мэрии, ВВ прятался у Мирилашвили на даче. Ну, на «Русском видео», у Рожденственского (Мирилашвили и Рождественский были совладельцами « Русского видео » – РС). Ну и насколько я понимаю, потом Михаил Михайлович стал неудобен, потому что много знал. Хотя я не знаю, как конкретно они сотрудничали по игорному бизнесу. Думаю, что Кумарин сел примерно по тем же основаниям.

Тут еще Лукойл, конечно, подыграл, потому что Лукойл не пускали на питерский рынок вообще. А было много попыток зайти, особенно на рынок торговли бензином, потому что это живые деньги. А как раз когда Кумарина таким образом подвинули, то Лукойл зашел на этот рынок. В общем, я не держал свечку, но насколько я понимаю, там были очень близкие рабочие отношения, равно как и с Васильевым. Известна голубая дача Васильева, где проводились деловые собрания. И на каком-то этапе, конечно, бандиты играли очень важную роль и зачастую решения принимали они, потому что у них в руках был очень важный механизм, как эти решения претворить в жизнь. 

ОТСЮДА , Мальгин